|
|
|
|
||
|
|
Связь поколений (беседа корр.
местной газеты с А.С.Калабалиным) «На Западе Москвы» от 15 апреля Антон
Семёнович Макаренко, чей день рождения недавно отмечался,- классик мировой
педагогики. Во всяком случае, его называют в числе тех немногих, кто создавал
способ педагогического мышления прошлого века. Суть его работ не раз пытались
выразить в двух словах: педагогика жизни, педагогика ответственности,
преодоления (недаром же его любимым девизом было «Не пищать!»),
коллективистская педагогика… А можно сказать и иначе. Он предложил свой ответ
в давнем споре педагогов: добр или зол ребёнок изначально? Нужно взращивать в
нём добро или искоренять зло? Макаренко был уверен, что ребёнок ни добр, ни
зол. Он таков, каким сделает его общество, коллектив. Впрочем, простота эта
обманчива. Его далеко не все понимали при жизни, не торопятся использовать
его опыт и сегодня. Почему? Об этом мы беседуем с директором Музея
А.С.Макаренко КАЛАБАЛИНЫМ, тоже Антоном Семёновичем. Это не случайное
совпадение: его отец, Семён Калабалин, - воспитанник Макаренко, описан в
«Педагогической поэме» под фамилией Карабанов. Он тоже стал педагогом и сына своего назвал в
честь учителя. Потом этой же профессии посвятили жизнь трое его детей. А
музей, единственный в стране, расположился в Западном округе столицы,
неподалёку от Поклонной горы. |
|
||
|
|
директор Педагогического музея А.С.Макаренко
Калабалин Антон Семёнович |
|
||
|
|
- Антон Семёнович, годится ли опыт Макаренко для современной
школы? -
Опыт-то, безусловно, годится, но дело в том, что он не поддаётся бездумному копированию.
Помню, ещё в 50-х годах один доктор пед. наук решил открыть во Владимирской
области копию макаренковской колонии им. Горького. Всё сделал точно так же –
структура, режим… И ничего не получилось. Спрашивает у отца: почему? Тот
ответил: ты копируешь чужое. Но ты не
Макаренко и потому должен оставаться самим собой, используя его
педагогические открытия. Я
полвека проработал учителем – в школах, детдомах, колониях… Каждый год читаю
«Педагогическую поэму» и каждый раз открываю что-то новое. Ведь многие
привычные слова стёрлись от частого употребления и утратили первоначальный
смысл. Школьное самоуправление? Да не бывает такого: не отдам же я детям свою
печать, планирование… Соуправление – это я понимаю. Школьный коллектив?
Зачастую и это выдумка. Вас же не очень волновало, пришёл сосед по парте в
школу или нет, какую оценку получил… Коллектив создаётся под общее дело, это
временное объединение под конкретную задачу. Нет её – нет и коллектива.
Макаренко это понял, когда поначалу открыл в колонии мастерские – сапожную,
портняжную, кузницу… И вот сидят колонисты по разным цехам, радуются жизни и
становятся работягами. Материться они уже умеют, скоро будут пить, женятся –
станут бить жён… Нет, так не пойдёт. И Антон Семёнович начал создавать
сельскохозяйственную коммуну, где все друг с другом связаны. Такой коллектив
– не для подавления личности, а для её раскрытия, охраны интересов. Чтобы
жизнь шла по общим для всех законам. - И как же этот опыт применить, например, в обычной школе, где
нет никаких коммун и сельского хозяйства? - Об
этом я задумался ещё в 1965 году, когда после армии меня назначили в школу
подмосковного Хотькова завучем по воспитательной работе. Помогла… пионерка
Лариса Михеенко. Она партизанила во время войны, героически погибла. Мы нашли
её маму, нашли командиров, создали школьный музей. Обратились к композитору
Кабалевскому, он написал песню. Предложили назвать новый военный корабль
именем Ларисы, дружили с экипажем, и когда корабль приходил в какой-то порт –
в Ленинград, Балтийск, Севастополь… - мы находили средства и ехали туда. Не
все, конечно, а только лучший класс. Итоги подводились по разным показателям,
и каждый был заинтересован в успехах товарища. Вот такой был у нас коллектив.
А закончится дело – значит надо искать новое. Бытует
и такое мнение: мол, Макаренко работал в колонии, с бандитами… Чушь! В той
«колонии» не было никаких решёток, и Антон Семёнович разрешал уйти в любое
время, если кому не нравится. Бывало, и уходили. Но возвращались. А вот в
тюрьму больше ни один не попал (сравните-ка этот показатель рецидива с
нынешним…) И воспитанники были в большинстве своём нормальные ребята. |
|
||
|
|
- Нормальные, но в конфликте с законом… - Как
же без конфликтов, если ребята хотели выжить? И я бы жил точно так же, и
любой другой. А их называли опасными для общества. Ворошилов требовал
изолировать беспризорников, чтобы не мешали жить пионерам. Не только в
тюрьму, но и под расстрел можно было угодить уже с 12 лет… А Макаренко моего
отца взял из тюрьмы, хоть ему было 18. Он пытался уберечь детей от этого
давления властей. Был большой конфликт с официальной педагогикой во главе с
Крупской. Она создавала пионерскую организацию, там всё |
Бюст С.А.Калабалина в Пед. музее А.С.Макаренко |
|
|
|
|
красивенько, с
барабаном… А его заботило воспитание настоящих граждан, которые будут
созидать и творить. Думал не о внешних эффектах, а опекал воспитанников всю
жизнь. Возродил понятия чести, долга, которые тоже попали в опалу как
старорежимные. А однажды и врезал воспитаннику, пытавшемуся его унизить.
Между прочим, это был знак потрясающего уважения. Колонисты уважали силу и
смелость (при этом чуть ли не каждый из них был сильнее Антона Семёновича) и
рассуждали так: если директор меня не наказал, то он меня не уважает… Детей,
которые привыкли только красть, он учил трудиться. Он умел создавать
коллектив единомышленников, привлекать на свою сторону тех, с кем можно вести
всех остальных. Почему в нынешней школе многие не хотят учиться? Не хотят стать
«ботаниками» в глазах коллектива… Макаренко
относился к воспитанникам с уважением, но и с величайшей любовью. Ведь если я
люблю, то я требователен, я хочу чтобы ребёнок нашёл своё место в обществе,
стал счастливым. Да только любовь бывает разная: сегодня любят гладить по
головке… Это удобно, но бесполезно. Ясно,
что многим это не нравилось. Дело кончилось тем, что из колонии имени
Горького, им же и созданной, его уволили. Он создал новую коммуну – имени
Дзержинского, там и выпускали знаменитый фотоаппарат «ФЭД». Последние
два года жизни Макаренко работал в Москве. Хотел в школу, но оказался ей не
нужен, потому что шла постоянная борьба с чиновниками. Они понимали: если
пройдёт его педагогика, что им всем делать? Ведь легче не думать, плыть по
течению… А Антон Семёнович говорил: мне очень легко работать педагогом – для
этого есть 24 часа в сутки. Педагогика – не профессия, а состояние. Я
многому научился у Макаренко и отца. Например, мастерству импровизации,
умению признавать свои ошибки. Мне повезло, что дети идут ко мне, но чего это
стоило… Я мастер спорта по тяжёлой атлетике и по борьбе. Не наказываю, но
если на татами приём сделаю, пацан скажет: больше не буду, я всё понял… Умею
косить, пахать, гирями крещусь в свои 72… Играю в футбол, баскетбол, теннис.
Сальто с места сделаю. Неплохо пляшу – победитель многих конкурсов. Мог и
актёром быть – так сыграю, что самый недоверчивый поверит… - Актёрство-то зачем? - Ну,
вот, например, работал я в спецшколе для трудных ребят. Была одна
воспитательница с дрянным характером, во что бы то ни стало хотелось ей
подловить воспитанника и посадить. Однажды мы поехали на сборы, а она тем
временем прошмонала все палатки и нашла яблочное вино. Доложила мне, я обязан
принять меры… Построил всех в каре, вызываю виновника и спрашиваю: «Это вино
или сок яблочный?» Он мямлить что-то… Говорю: «Сок? Что ж ты молчал? Сейчас
проверим!» Открываю бутылку и всю выдуваю… Такая мерзость, как только почки
выдержали… Потом бросаю бутылку далеко в лес. И вот месяца через три тот
пацан подходит ко мне: «Антон Семёнович, а там правда сок был?» Нет, говорю,
вино… Тот обрадовался, потому что ребята стали с ним разбираться: мол, мы
тебе скинулись на вино, а ты что купил?! - Получается, директор покрывает нарушителя? - А
не надо мне знать о всех проступках! Вот что писал об этом Макаренко в
«Педагогической поэме»: «Проступок, если он никому неизвестен, всё равно
умрёт, задавленный новыми привычками и навыками… Только в последнее время я
узнал о многих проступках горьковцев, которые оставались в глубокой тайне. Я
теперь испытываю настоящую благодарность к ним за то, что они умели так
хорошо заметать следы и сохранять мою веру в человеческую ценность нашего
коллектива». Представьте, если человек знает всё о своём соседе, о жене – он
же повесится… А надо, чтобы в семье всё было хорошо. Зачем учителю
рассказывать родителям, что ребёнок натворил за несколько месяцев? И маме не
надо всё говорить про своего ребёнка. Я же как педагог должен реагировать, и
получается, что вы меня подставили. А в воспитании чуть перегнул палку – и
что-то сломал в человеке… «Нужно якобы обязательно по косточкам разобрать все
похождения мальчишки… Вывернуть наизнанку ту яму, в которой копошился и
погибал ребёнок. А собравши все эти замечательные сведения, по всем правилам
науки строить нового человека», - иронизировал Макаренко. И подытоживал: всё
это ведь глупости, никаких правил науки просто нет. |
|
||
|
|
- Как-то это не очень вяжется с привычными школьными буднями… - Потому что многие
не желают себя утруждать красотой педагогики, делать себя счастливым в этом
доме. На педсовете вижу потухшие глаза учителей, чувствую выжженные сердца. В
их отчётах даже графы такой нет – «воспитание». Рассказываю им, что такое
педагогическое мастерство, как сделать ребёнка счастливым, – и глаза начинают
гореть. |
|
|
|
|
|
Ведь
педагогика – это великое искусство, здесь столько можно сделать… А предмет –
всего лишь повод войти в класс, в общение. Нужно обязательно стать для
ребёнка интересным и значимым человеком, чтобы он у тебя что-то брал. Будешь
насильно давать – ни за что не возьмёт. - Есть ли сегодня спрос на идеи Макаренко? – Конечно.
Военные просят разобраться с причинам дедовщины. Психологов интересует, как
создать благоприятные условия общения. В Европе широко используют его опыт –
от католических монастырей до светских коммун. А вот наши педагоги идут к нам
неохотно: мы-де растим свободную личность, конкурентоспособную, а там –
муштра, колония… Они просто не понимают Макаренко. Сегодня
мы очень востребованы как методический центр. Завтра, например, проводим
большой семинар о том, каким должен быть детский дом сегодня. Но наш
официальный статус – учреждение дополнительного образования. То есть кружки,
выступления детей… Разве этим мы должны заниматься? Ведь нынешняя школа живёт
по законам страшного лицемерия и вранья. Школа натаскивает на ЕГЭ, учителя
репетиторствуют. А вот умению воспитывать в вузе никто не учит. Какая уж тут
нравственность… Школу сегодня относят к сфере услуг. И всё
же последователи есть, хоть их и немного. Например, центр образования № 656
уже более двадцати лет строить работу на основе традиций Макаренко. Опыт
такой педагогики выявил необходимость создания школы другого типа, где
ученики должны стать деятельными созидателями своей жизни, а образование
помогало бы им раскрыть свой потенциал. Однако министерство такие идеи не
поддерживает. Физический труд в школе запрещён, поэтому убрать класс, вымыть
полы нельзя, на участке поработать – тоже… Но изменить ситуацию в стране
могут только люди, которые ставят благородные цели, любят своё дело и умеют
трудиться. Без них ничего не получится. Беседу
вёл Евгений
Крушельницкий. |
|
||
|
|
|
|
||
